Известно, что, если я ложусь спать до полуночи, проснуться потом не выйдет до следующего вечера, даже в том случае, если я встану. Так какого же, спрашивается, Хёгга я вчера так и поступила? Ну хотелось спать, ну и что? Зато теперь с большим трудом соображаю, где это я, в каком мире и в какой форме. Отвратительно.

В любимой первой Дьябле мне попадалась забавная броня-уникум с отрицательным классом защиты — Рваное Мясо Душ. В каком-то отношении была ничего, но защиту портила. Я себя так чувствую, словно надела её и не снимаю с тех пор. Третий год как ношу уже.)

Помню, беседовали как-то с Маней не помню на какие темы, но внезапно в беседе дошли до святых мощей, и на этом месте мой дорогой друг спрашивает: кстати, а что такое мощи? Я, будучи в некотором недоумении (Маня тогда как раз подрабатывала пением в церковном хоре и, по моим представлениям, в православной терминологии должна была разбираться получше моего), пытаюсь осторожно объяснить, но из-за недоумения меня постигает косноязычие:
- Мощи — это... ээ... такой труп святого человека.
Маня несколько секунд размышляет, потом возражает:
- Ира! Ты гонишь. К нам в церковь однажды привозили мощи. Никакой это не труп!
Тут я беру себя в руки и рассказываю, что мощи — это такие нетленные части тел святых, что они обладают удивительными свойствами и верующие приходят издалека, чтоб поклониться им.
- Части тел? - недоверчиво интересуется Маня.
Ну да, говорю. Тело разнимают на части и возят по миру, мощи одного святого могут храниться в разных храмах и т. д. Святых мало, храмов много.
Маня добрая и очень впечатлительная девушка. Она эту информацию обдумывает, грузится, потом поднимает на меня глаза, полные ужаса и сострадания, и обмирающим голосом спрашивает:
- Ира... А святых людей, когда они умирают... их что, на куски рубят, да?

Я вам настоятельно рекомендую, минна-сан: никогда не размышляйте над тем, как устроен мир. При этом все знают, что мысли, грубо говоря – важная доля мировой массы, следовательно, усиленные размышления, что там за что цепляется - всё равно что будильник разобрать и смотреть, кто там тикает. Как и любой механизм, мир внутри намного больше, чем снаружи, и некоторые вещи держатся на честном слове и не более. А некоторые косяки конструкции, без которых никуда, едва заметно торчат из общей внешней картинки, как штопка на ткани или аккуратное пятнышко корректора в печатном тексте.
Споткнувшись о какую-нибудь неведомую нестыковку, которую ни одним глазом не видно, я начинаю валиться внутрь, под кожу мира. Внутреннее заполняет внешнее, графика сыплется, а уцепиться я умею только за неё. На балконе четвёртого этажа растёт небольшое дерево, над крыльцом старой аптеки барельеф - чаша и сосновые ветки, интересно, сколько ему лет, это ведь одно из первых зданий в городе, двор старый и тихий, с клумбами и кустами, а на скамейке нажимает кнопочки телефона типичная современная девочка – гладкие волосы, балетки и эти обрезанные колготки, которые сейчас зачем-то носят с юбками, и анахронизмом выглядит она, а не то, что её окружает. Закатные тени лежат на облаках и верхушках деревьев. Мальчик крадётся по балкону, согнувшись в три погибели, чтобы не мелькать в окне – наверное, играет в прятки. Когда я была здесь в прошлый раз, лил ужасный дождь, ледяной, почти со снегом, а теперь тут пыль и песок... Нет ничего устойчивей обитаемого мира. Главное – не разбираться, зачем из корпуса торчат эти странные проводочки.

Это о конструкции, но ведь есть ещё и существа. Кинг упоминал что-то подобное в прекрасном рассказе «Н.», только у него там из «тонких мест» рвались сюда чудовища, и узконаправленно это есть у Пратчетта — то же самое, истончение ткани реальности и Твари. Не всё так уж страшно, не одними чудовищами населена изнанка, но исторически сложилось так, что стимул щемиться сюда сильнее всего у самых неприятных для обитателей этой стороны созданий. Традиция любого народа включает в себя поверья об осквернённости (убийство, менструация у женщин, разговоры с чужаками, дофига чего ещё), связанных с ней опасностях (для прокосячившегося, его семьи либо всей социальной группы) и об обрядах очищения (иногда, сами понимаете, довольно-таки радикальных). То есть исполнил такой откат, вернул всё на места, реальность вернулась в нормальное состояние, и группа риска уже не маркирована для незваных гостей с того берега: мы здесь. Меж прочим разнообразные ритуалы, которые мы так любим моделировать на играх, из этой же оперы. Нельзя проливать кровь — это понятно, а ещё нельзя и близко подпускать собак... Да блин, все это знают. Не все признают.