Рыбалка. Правдивая история.
Давненько уже собирался написать о том, как я единственный раз в жизни ходил на рыбалку и рассказать, почему у меня с этим связаны такие красочные воспоминания. А воспоминания, поверьте, были действительно красочные, хоть и волнительные. Дело, значит, было так…
На дворе стояло жаркое лето? Если не ошибаюсь 1989 года. И, как водится, отправили мои родители меня на летние каникулы к бабушке-дедушке в Красноярск. И все бы было хорошо, но! У бабушки-дедушки кроме меня были еще внуки. И в том числе – мой погодок Кирюха, сын маминой сестры, соответственно двоюродный брат. В ту пору его мать тетка Верка занималась исключительно своим личным счастьем и сыном от первого несчастливого брака не особенно интересовалась, сплавляя его на поруки все тех же бабы Маруси и деда Толи. Ну вот, а тут еще и я.
Развлечений у нас было море. Все-таки в Суворовском поселке у деда с бабой был свой огромный каменный дом, а в нем только подполов - две штуки. А еще двор с собакой, гараж с ямой, баня с поветями, огород на шесть соток, стайки-сарайки и вековечный туалет типа сортир, в котором запросто можно было утонуть. В общем, веселуха.
Но уже к середине июля мы с Кириллом заскучали. И придумали игру в рыбаков. Для этого из гаража была вытащена надувная лодка и дефицитные удочки дяди Вовы, который как раз в ту пору ушел на три месяца в армию на переобучение. Не уйди он по долгу службы, Родину защищать, и истории бы не состоялось, а выдали бы нам просто леща за удочки, да и дело с концом. Но карты легли по-другому.
Просидев пару дней в горячей резиновой лодке посреди двора с удочками, мы с Кириллом уже было закокованились. Но тут в процессор Кирюхиного шилодвигательного механизма пришла сногсшибательная идея – пойти на настоящую рыбалку.
читать дальшеКирилл всегда точно знал, чего он хочет и мог уговорить кого угодно на что угодно. А я был ребенком инертным. Поэтому мое шило завелось тоже. А два крутящихся шила – это мощь!
Стоял тихий летний вечер и ничего не предвещало беды для взрослых. Баба Маруся еще с обеда окопавшись в огороде, яростно дергала укроп из жирного чернозема. Деда Толя мучился похмельем и пытался подремать. Вот, собственно, к деду мы и пошли.
- Деда, отвези нас на рыбалку, - начали канючить мы (Кирилл погромче, я - потише).
- А! Ибуттаблятьта! Куда еще?! – ласково откликнулся только что задремавший дед.
- На рыбалку! – настаивали мы, - на Каму!
Для людей, не очень хорошо знакомых с географией той местности, поясню, что попросить красноярца съездить на Каму, все равно, что попросить москвича, съездить под Рязань.
Дед еще раз повторил свое мистическое «ибуттаблятьта», в надежде, что внуки испарятся навсегда, но внуки не испарялись.
- Завтра-завтра, - проворчал деда Толя и, сочтя инцидент исчерпанным, закутался в простынь.
Я бы, конечно, с удовольствием подождал бы и до завтра, и до послезавтра, тем более, что мое шило вращалось все медленнее и медленнее, но Кирюха ждать до завтра никак не мог.
- А мы тогда сами на рыбалку пойдем! – выдал он с маньячным блеском в глазах. Мое шило совсем встало, а место его хранения отчаянно зачесалось, предчувствуя скорые люли. Это меня у батюшки с матушкой никогда не наказывали, а в Суворовском все углы были детскими соплями были умазаны. Но вера брата в хорошее подкупала.
- Мы быстренько до Енисея сходим, никто и не заметит! А уж как рыбину принесем, так все вообще от радости умрут.
Почему-то я тоже очень быстро поверил в то, что рыбу мы всенепременно поймаем, и будет это сом на десять кило, и все действительно помрут. И мы пошли собираться в дорогу. Накопали в палисаднике червей, отрезали полбуханки хлеба и шмат колбасы, запихнули все это в старую спортивную сумку, закинули удочки на плечи, и тихонько, чтобы никто не услышал (и не умер от радости раньше времени), проскользнули мимо виляющей хвостом собаки в калитку.
Пока мы шли по поселку, настроение у нас было боевое. Но уже на пустыре, соединяющем Суворовский с Мичуринским проспектом, жопа у меня зачесалась просто-таки нестерпимо.
- Может не надо? – начал я «расшатывания», - ведь ушли, никому ничего не сказали. Надо бы вернуться, пока не поздно. А то накажут! Меня поменьше, тебя побольше.
Но Кирилл был непоколебим. Мне еще раз напомнили про дух авантюризма, про сома и про то, что с рыбой нас обязательно простят. Так мы и вышли на проспект Мичурина – один гордый несломленный уговорами речной волк и одно бледное сомневающееся ссыкло.
Когда ссыкло спросило у волка, знает ли тот, где вообще находится река, волк почесал рэпу и побежал к первой встречной тетеньке, сразив ее наповал вопросом о том, а где в Красноярске, собственно, Енисей. Тетенька посмотрела на наши удочки, потом на часы (семь вечера) и неопределенно махнула рукой. Маршрут был построен и мы устремились. Пару раз мы еще корректировали путь, потом места вообще пошли знакомые – этой дорогой Дед возил нас на дачу. Еще мы вспомнили, что она пролегала через мост, а под мостом была вода, а вода – это река, а река – это рыба, а значит в правильном направлении идете, товарищи!
Вечерело. Двое настырных детей с удочками пробирались к большой воде. На это у них ушло около часа – шутка ли, до этого Енисея надо было километров пять шкандыбать. Но вот о чудо! Перед нами возник мост, по какой-то причине названный Железнодорожным, хотя никаких железных дорог в его окрестностях и не водилось. Мы спустились на загаженный бережок и оглядели окрестности. Эх, красота! Как весело переливаются на солнце радужные бензиновые пятна, плывущие по глади Енисея! Как дымят трубы недалекой котельной. Как мелодично матерятся мужички из пролетариата, присевшие отдохнуть неподалеку на камушках, отметить окончание тяжелого трудового дня и поругаться на начальника смены.
Рррромантика!
Мы размотали наши удочки и открыли сумку. Банка с червями, будучи не закрытой, лишилась своего содержимого, обильно присыпав черноземом хлеб и колбасу. Червей пришлось гонять по всей сумке. Торжественно повязав их бантиками на крючки, мы закинули удочки в воду и стали ждать.
Ждали мы очень долго. Прошла минута, другая, а результата все не было и мы заскучали. Естественно, захотели есть. Небрезгливо обдули и заточили хлеб и колбасу.
Тут к нам подошел полюбопытствовать дяденька из пролетариата.
- Что, ребята! Рыбки половить решили?
- Угу, - ответили ребята.
- Так это вы что-то припозднились.
Я уже, например, и сам догадывался, что мы припозднились, причем лет на сорок, когда Енисей в этом месте еще не был похож на колыбель патогенных мутаций. Но мужичок имел в виду не совсем это.
- Вам надо было на зорьке приходить! Пораньше чтобы. Рыба-то на зорьке клюет… - и тут же стух – хотя какая уже тут рыба.
Именно в этот момент Кирилл дернул свою удочку и закричал:
- Ааааа!!! Видали?!!!!
Мы, ясен-красен, ничего не видали. А брат продолжал бесноваться вдоль берега, раскидывая руки в характерном жесте:
- Видели! Сорвалась! Вот такая!!! Все бы точно умерли! Блииин, ушлаааа!!!
Я уже был готов поверить в брехню Кирилла и погрузиться в пучину отчаяния и бегания вдоль берега, но тут…!
- А ИБУТТАБЛЯТЬТА!!! – знакомо разнеслось над радужной гладью Енисея. Из прибрежных кустов взвилась в воздух стая воробьев. Пролетариат пулей собрал стаканы и дернул вслед за воробьями. Мы предусмотрительно втянули головы в плечи.
На насыпи стоял наш похмельный деда Толя и виртуозно матерился. И я, ребенок, выросший в семье актеров драматического театра, понял, что мой лексикон уже никогда не будет прежним.
- Вы… малолетние…. ушли… баба с ума сходит… а они… собирайтесь… быстро… будете… мажьте… жопу вазелином!!!
Вот как раз эта часть про «жопу» и «вазелин» возымела на нас особое, какое-то магическое действие, хотя загадочность фразы в мозг если и укладывалась, то как-то по частям. «Зачем мазать?» и «Почему именно вазелином?» - думали мы, быстро сматывая удочки и икая колбасой. Конвоируемые дедом, вышли на Мичурин штрассе. Смеркалось. Похмельный дед бухтел:
- Хватились, а их нет! Ну, сейчас… баба вам выдаст! Шлангом… без ужина… на горох…. Сам он, по всей видимости, в экзекуции принимать участия не хотел. А мы впадали в уныние. Одно радовало – до дома еще час пилить пешком, а это значит, что порка откладывалась.
Но тут случилось еще одно западло – хозяином притормозившего на обочине белого «Москвича» оказался нашим соседом по улице. Он с радостью вызвался домчать деда Толю с грустными внуками до пункта назначения, чем поломал себе карму на две жизни вперед.
Как раз в этом «Москвичонке», за каких-то десять минут езды, в нашей компании горе-рыбаков и произошла странная метаморфоза. Из храброго речного волка Кирюха превратился в гундосящую тварь. Я же шел на казнь с решимостью Жанны Дарк, потому что всегда считал, что ссать нужно заранее. А уж когда все плохое уже случилось, какой толк? Только кирпичи зря переводить.
В таких вот раздрызганных настроениях мы вошли в калитку дома. Из огорода высунулось раскрасневшееся лицо бабы Маруси:
- А е… вашу… маму! Нашлись?! Погодите, сейчас руки от земли вымою и выпорю обоих! Шлангом выпорю! - и тоже добавила то самое непонятное, - Мажьте жопу вазелином!
Мы с Кирюхой присели на лавочку и стали ждать неминучей расправы, а заодно гадать, для чего все-таки мазать, и зачем именно вазелином.
- Наверное, чтобы следов не осталось. – выдвинул предположение дрожащий брат.
- А может, чтобы не так больно было? – решил я флегматично, - ну, если шлангом по жопе прилетит, это же больно, а если ягодицы вазелином намазать, наверное соскальзывать будет.
Киря, выслушав мои бредни, вдруг очень сильно удивился тому, чего это его подельник такой спокойный и не боится ли он скорой расправы.
- Боюсь, - сказал я рассудительно. – Но накажут нас в любом случае, так уж пусть лучше уже сейчас и быстро, чтобы не затягивать, а потом можно будет и расслабиться и спать пойти.
Эта мысль так понравилась Кириллу, что он тут же побежал в огород и спросил у бабы Маруси, ну когда же она будет нас наказывать. Ну, когда? Когда-когда-когда! Ох, поскорее бы! Мы ведь уже все-все вазелином намазали, и как бы ждем!
Бабушка напряглась. Она же не привыкла к тому, чтобы дети сами для себя люли выпрашивали!
Немного охолонув, бабушка сказала, что наказанием для нас будет оставление без ужина, а завтра в пять утра встанете и пойдете укроп на рынок продавать. Вон сколько его выполола!
Эта идея нам с Кирюхой очень понравилась. Мы и думать не думали, что так можно детей наказывать! И уже после ужина, на котором в нас запихали порядка четырех блюд, мы с братом засели разрабатывать бизнес-план по продажам укропа местному населению. Решили демпинговать цены. Жизнь налаживалась. Только вот Кирилл все вздыхал и перед сном с досадой говорил:
- Там правда рыба была. Оттакая! Эх, жалко, сорвалась. А то бы точно все от счастья умерли.
И засыпая, я ему почти верил.

***
На рассветной зорьке, ровно в пять утра худенькая детская фигурка выбралась из-под одеяла и, переступая босыми ножками с половиц на домотканые половики, пробралась в спальню дедушки и бабушки. С улицы доносились еще пока несмелые трели утренних птиц. Под потолком чуть слышно пищал комарик. Тикали где-то в глубине дома часы.
Ваш почтенный слуга, подошел к завернутой в одеяло бабушке и тихонько похлопал ее по плечу.
- Баба, - позвал он негромко, но настойчиво, - баб Маруся…
- У! – отозвалась резко вытащенная из сладкой неги, пожилая женщина, и спросила уже полушепотом: - что, а?
- Баб. Вставай. Пора укроп идти продавать.
-А ибуттаблятьта, - сказала бабушка, - какой еще укроп?! Куда продавать! Покоя от вас ни днем, ни ночью! Быстро спать иди!
Я резво развернулся, сверкая голыми пятками убежал к себе в комнату и забрался в теплую постель, под бок к сопящему брату.
«Наказать и то толком не могут» - подумал я и срубился сладким утренним сном.